Труд и стыд: генерал-майор авиации Иван Рублев
1941-й. УТРО 22 ИЮНЯ. РУБЕЖ РУБЛЕВА
«Труд» рассказывает о интересных эпизодах из жизни генерал-майора Рублева
Германская армия понесла существенные потери на некоторых участках Восточного фронта уже 22 июня. Если рассматривать хронологически, первые вражеские самолеты были сбиты над Белостоком в 4.20. Самое удивительное: 16 бомбардировщиков «Юнкерс 88» и девять истребителей «Мессершмидт 109» здесь были уничтожены молодыми летчиками — выпускниками училищ и курсантами, находившимися на летной практике в 124-м авиаполку. Подняли в воздух свои И-16 они без какого-либо приказа. Первые три «Юнкерса», несшие авиабомбы на наши города, сбили (в порядке очередности):
1. Младший лейтенант Кокарев, 22 года. Погиб в воздушном бою в октябре 1941-го.
2. Младший лейтенант Папанин, 20 лет, родственник знаменитого полярника. Погиб спустя несколько дней при переправе через реку, пытаясь спасти тонувших.
3. Курсант Рублев. По документам на тот момент ему было 18 лет. На самом деле — 16.
Об интересных эпизодах из жизни генерал-майора Рублева — наш дальнейший рассказ.
Летчиком Иван Рублев стал случайно. Большинство его ровесников мечтали об авиации. Ворошилов бросил клич: «Дать стране 150 тысяч летчиков», — но Ваня Рублев никак на него не реагировал. Старшие два брата — а всего их было девять — окончили Ленинградское высшее военно-морское училище имени Фрунзе, стали подводниками. Во флот готовился с малых лет и Ваня: кепку всегда носил только козырьком назад и плавать научился, что в его селе на Брянщине казалось проблематичным: даже малой речки там не было. Плавал в копанках — там, где сельчане мочили пеньку, а свиньи спасались от жары. Ваня был целеустремленным, а по местным меркам вообще вундеркиндом. Рано в школу пошел: отец уговорил попа исправить метрики — с 1924 года рождения на 1922-й, — чтобы Иван раньше мог начать работать и приносить кусок хлеба в большую семью. Еще Ваня первые два класса окончил за один год, третий и четвертый классы — за второй год. В среднюю школу ходил в районный центр Климовск — 10 км туда, 10 км обратно. Зимой стало хуже: волки обнаглели. Два раза стаей загоняли Ваню на дерево. Второй раз едва спас почтальон — разогнал серых разбойников стрельбой из крупнокалиберного ружья.
Но учился Ваня хорошо по всем предметам. Родители одноклассника Жени предложили Ване Рублеву ночевать у них — Ваня подтягивал Женю по математике и географии. Платил за жилье продуктами от родителей — картошкой, яблоками. Лет с десяти подрабатывал связистом на телеграфе, причем обслуживал государственную линию. Летом работал трактористом в селе. Среди лучших был премирован взрослым солидным костюмом.
Окончил школу Рублев отличником. Отец Жени был климовским военкомом. Сам повез своего сына и Ивана на призывную комиссию, чтобы пристроить их в престижные места. Женя хотел на летчика, но не прошел по здоровью. Попал в пехоту. Вообще многих в авиацию забраковали по здоровью. Болезненное было поколение, да и самогонкой с ранних лет ребята увлекались. Иван не увлекался, здоровье было отличное. Но во флот не взяли по росту. Иван, и взрослым-то когда стал, имел рост 1 метр 70, а на тот момент ему на самом деле не было даже 16 лет. Ваня и так, и этак подсовывал свою папку капитан-лейтенанту, а тот отмахивался. В авиацию набирал майор, недавно прибывший из Испании с орденом Красного Знамени. Взял у моряка Ванину папку:
— Как, здоров?
— Здоров.
— Хочешь в авиацию?
— Не хочу. Высоты очень боюсь. На дерево страшно залезть.
Ради того, чтобы попасть на флот, Ваня Рублев был готов на любое вранье и самооклеветанье, хотя до сего момента ни разу в жизни не согрешил, даже в мелочах.
— В авиации, парень, хорошо служить. Легко. Вот летишь — все видят и говорят: хорошо летит, молодец!
— А если плохо буду лететь?
— Тогда и не увидят. А увидят, скажут: вот дураки — послали летать того, кто не умеет.
Майор положил Ванину папку себе в стол и отлучился. Рублев вытащил ее и опять к моряку. Моряк отнес папку к летчику. Ваня опять вытащил. Майор поймал за руку:
— Да ты не только мал ростом, не только трус, но еще и вор! В армии будешь воровать — прибьют.
Майор нарисовал на Ваниной папке жирный знак вопроса. Это означало: «Вопрос решен».
Олсуфьевское училище было недалеко, рядом с Брянском. Ваню в дороге охраняли старшина и пять солдат. Два других призывника ехали, испытывая великую радость.
Сунули Ванину папку в маленькое окошко. За спиной захлопнулась железная дверь. «Так я в 1939 году попал в летчики», — подводит итог первого этапа жизни Рублев.
Первые полгода учебы — «терка», сокращенно от «теоретическая часть». Для курсанта Рублева — в буквальном смысле. Чаще всех тер тряпкой лестницу за то, что противился словам старшины: «Я приказываю!»
— «Ты, Рублев, дурачок!» — так меня корил старшина за мою прямоту. Хороший был старшина. Делал из меня человека. Не щадил. И «терку» я закончил на «отлично».
Первый вылет делал на «спарке» с инструктором, лейтенантом Бабенко. Иван крепко помнил поучения лейтенанта Овсейко, преподававшего связь. «Будешь, Рублев, вот так же вертеться в самолете, как в классе, самолет и опрокинется на землю». Так что в кабине Рублев сидел, боясь пошевелиться. «Видишь, Рублев, церковь разбирают?» — спрашивал инструктор Бабенко. Иван локтями упирался в фанерные бока кабины, шею вытягивал, а все равно ничего не видел, кроме неба над собой. Росту не хватало. Только когда пошли на посадку, решился привстать… О чудо! Внизу коровы — как маленькие бутылочки, люди — как букашки. От восторга Рублев забыл о субординации и закричал: «Дядя, давай еще кружочек!» Вопреки инструкции Бабенко поднял самолет в воздух еще раз. И как там здорово! И самолет не переворачивается оттого, что шевелишься в кабине!
Хорошие командиры были в училище. Хороший комэск: курсанты его никогда не видели, а он всех всегда видел и все про всех знал. Но лучше всех — инструктор звена Овсянников. В 1943 году Овсянникова собьют над Курской дугой, он будет гореть в самолете, однако останется жив. После войны они с Рублевым еще встретятся. А тогда Овсянников круглые сутки проводил с пятеркой курсантов: спал в казарме, в столовую когда водил, ставил клином и прочими летными фигурами. Постоянно на тренажерах с курсантами, больше всех в полку. Говорили: «Дайте хоть вздохнуть без вас, товарищ инструктор!» Овсянников не обижался, но вздохнуть не давал. Зато его курсанты и постоянно в отличниках летной подготовки, и всегда на доске почета. Начальник училища в кабинете награды вручал, а его жена самолично на рукавах «лауреатам» знаки отличия золотом вышивала.
Родителям Рублев долго не писал, чтобы не пугать их и не огорчать. Отцу сообщили, что Иван уже сам летает. Отец обиделся на Ивана, не написал письма. Написала мать: «Летай, сыночек, потише и пониже». А Ваня не слушал — норовил делать наоборот.
Выпуск планировался на сентябрь 1941-го. А весной из курсантов отобрали лучших для пополнения летных частей особых округов. Рублев попал под Белосток. В штабе полка на летной книжке написали: «В эскадрилью Лобова».
Утром 3 мая 1941 года курсант Рублев пришел на аэродром. В беседке были военные. Рублев подошел к ним и спросил, кто здесь комэск Лобов. Четверо продолжали играть в домино, двое сидели под столом и кукарекали. Рублев пошел дальше. Один военный вылез из-под стола и догнал его:
— Вы ко мне?
— А вы кто?
— Я комэск Лобов. Дайте вашу летную книжку… О, позор! Стрельба по наземным целям — тройка! Будем учиться стрелять.
У Ивана по всем предметам были пятерки (их Лобов в летной книжке не заметил), только по стрельбе — тройка. Лобов этот недостаток взялся исправлять. Получилось быстро, но нелегко. Много объяснял теоретически.
Работали на тренажере. Работали практически. Изучали фотоматериалы через эпидиаскоп. Парой ходили на цель. Лобов показывал из кабины знаками: делай, как я. Он все снаряды укладывал в цель, при этом еще умудрялся в пике маневрировать, чтобы зенитчику сложнее было в него попасть. «Делай как я!» Замучил Лобов Рублева. Но тот за короткое время научился метко стрелять и производить противозетнитный маневр. Как Лобов. Но эти требовательность, въедливость Лобова при обучении спасут потом летчику Рублеву жизнь много раз.
Комэск Лобов научил Рублева и другим премудростям: быстро ориентироваться на линейные ориентиры, быстро смотреть на приборы в кабине, экономно стрелять, ориентироваться ночью (Рублев — первый из здешних курсантов выполнил самостоятельный полет ночью), танцевать, употреблять нецензурные слова.
Отец у Ивана был строгий, хотя никогда не бил и не ругался. Когда Иван спалил баню, отец сказал: «У тебя нехорошая тенденция», — и отправил в «ссылку». Отсадил на дальний край лавки у обеденного стола. Слова «тенденция» в семье не понимали и очень боялись.
А Лобов непечатные слова употреблял для грамматической связки между авиационными терминами — без них речь у него рассыпалась бы. Лобов к тому моменту повоевал в Финляндии. Позже, в Отечественную и в Корее, он проявил себя великим асом. В Корее в 1953 году он ослеп по вине прожектористов. Их хотели судить, но Лобов помешал этому.
12 мая ему присвоили звание сержанта. Странное сочетание — летчик-сержант.
6 июня Рублев сделал первый вылет на боевой машине.
20—21 июня произвели пристрелку на его самолете. Это делалось нелегально — из Москвы шли депеши, чтобы гасить всякие слухи по поводу войны: «Не затевать войны!» Значительная часть летного состава уехала в отпуска. С многих самолетов сняли вооружение и даже моторы. Но комдив на свой страх и риск 20 июня приказал перекатить самолеты под кроны деревьев, росших у аэродрома.
21 июня Рублев и механики пошли в увольнение в город. Бабуся-белоруска, продававшая соленья, ворчала в их адрес:
— Завтра война, а вы тут болтаетесь!
— Откуда знаете?
— Все знают, только ваши безмозглые командиры не знают.
Бабусин постоялец, немец-пчеловод, на самом деле был резидентом. Но очень уважал «самогон-пиво-раки». Тогда на него нападала словоохотливость, и он рассказывал соседкам много интересного. Вся улица знала о подробностях начала будущей войны.
Вернувшись из увольнения, ребята доложили обо всем комиссару полка. Тот прокомментировал — мол, «бабкины сказки», — но в 21.00 подробнее обычного инструктировал дежурный наряд: «Не спать. Прислушиваться. Быть у телефона. Повышенная боеготовность».
К 1.00 немцы у Белостока навели понтонные мосты. В 3.00 начали переправу.
В 4.00 дежурный по полку старшина Уманский, получив телефонное сообщение вопреки инструкции, не согласовав ничего с командирами, взял на себя большую ответственность — объявил по громкой связи:
— Подъем! Наверное, война! Там немцы убили много пограничников! Ребята! Наши просили помочь им с воздуха!
Аэродром находился в 20 км от линии границы. Летчики полка жили в 4 км от аэродрома, а курсанты и выпускники училищ ночевали в ангаре у взлетной полосы. Со всех словно сдуло одеяла — внутренне давно были готовы. Прямо в майках и трусах побежали к самолетам. В ангаре жили 69 молодых летчиков. Только за 15 из них были закреплены самолеты, остальные — «безлошадные». В 4.10 в воздух поднялись 28, живыми через полчаса остались 18 из них, а до конца войны дотянули единицы.
Пока бежали к самолетам, определенного плана в голове не было. Ноедва сели в кабины, как небо покрылось тучей бомбардировщиков Ю-88, летевших на восток на высоте 2 км. Я спрашиваю у Рублева: а не было сомнений — стрелять или не стрелять?
— Вот именно: когда взлетал, сомневался! Ведь в самолете живые люди. Но мы взлетали один за другим. Я — шестым, первым — Дима Кокарев. Дима прямо при наборе высоты распорол «Юнкерсу» брюхо. И я решился: «Будут судить — значит, не меня одного», — рассказывает Рублев.
Кокарев знания о воздушном бое имел минимальные — по первому «Юнкерсу» расстрелял весь боекомплект (1800 патронов). Отсутствие опыта компенсировал отвагой и смекалкой. Пошел на таран. Его пропеллер застрял в хвосте немецкого бомбардировщика, машины сцепились намертво. Кокарев накренил их и перевернул. Оба самолета рухнули в лес. Кокарев успел выпрыгнуть и раскрыть парашют.
Лобов научил Рублева стрелять экономно. Иван подбил «Юнкерс» короткой очередью. Готов был атаковать второго, третьего. Но тут налетели Ме-109. Рублев даже не помнит, что он заметил раньше — вражеские истребители или рану на своем крыле. Полплоскости И-16 отвалилось. Рублев великим усилием удерживал самолет от крена. Повезло- подбили на малой высоте. И-16 сгорает не более чем за полторы минуты. Рублев успел сесть на верхушки кустов. Выпрыгнул из самолета, захватив гермошлем, планшет и парашют. Почти невредим — только ноги обожгло.
Выбежал из леса на аэродром. Стрельба и взрывы, в воздухе и на земле. Его остановил механик, старший сержант. Рублев не запомнил ни его сложной еврейской фамилии, ни настоящего имени — механики звали Гошей.
Гоша сказал, что девять экипажей И-16 по приказу полетели на аэродром в Ломжу — 40 км на восток. Летчик единственного в полку Як-1 находится в отпуске. По инструкции этот Як-1 в первую очередь надо гнать в тыл. Но из местных летчиков на «Яках» больше никто не летал. Сзади кабины пилота в Як-1 имелся лючок и отсек размером с большой ящик от папирос. Человека можно было сажать туда только в одном случае — если это глава местной власти. Но тогда было не до инструкций.
Выбросили хлам из отсека, втиснулся туда Гоша, закрыли люк. Но тут Иван увидел женщину с двумя детьми на руках, бегущую к его самолету. Один ребенок грудной, другой — чуть постарше. Женщина в ночнушке, дети голые — видно, только с постели. Иван постучал по обшивке, Гоша вылез из люка, поднял женщину и детей на самолет, втрамбовал их в отсек, строго проинструктировал, где можно опираться, где нет, чтобы не заклинить рулевые тяги. О себе сказал: попробует уехать на грузовике батальона аэродромного обеспечения. О дальнейшей судьбе Гоши Рублев ничего не знает.
Рублев выруливал на взлетку, а тут уж три танка из лесу на него полным ходом. Все решали секунды. Рублев врубил полный форсаж и направился навстречу танкам. Взмыл вверх, уже вплотную сблизившись с ними, минимизировал им угол и время обстрела, да еще слегка вилял самолетом. По-лобовски. В паре метров от себя Иван видел трассы очередей из «Эрмикона». 20-милиметровка, между прочим! Одного попадания было бы достаточно самолету.
Не успевал взлететь над верхушками деревьев, как пришлось нырнуть в лесную просеку. Вот тут Рублев действительно перенервничал! С мыслью о своей возможной гибели в самолете он уже свыкся за время пребывания в училище. Но сейчас он ответственен за женщину и двух малюток! Ну ничего, вырулил.
До Ломжи долетел быстро. Высмотрел, где приземлиться, куда вырулить — подальше от начальства. Сам инженер полка флажками направил его на стоянку. Только заглушил мотор — у самолета… Лобов и еще Барсуков, комэск Кокарева и Кости Папанина.
Лобов начал разговор, конечно, с мата. Услышал визги и плач из отсека, заорал: «Ты, Рублев, совсем спятил, мать-перемать!» А тут еще Рублев вылезает из кабины… в трусах и майке!
Открыли люк, выпустили женщину. А та — криком на комэсков: там мальчишки воюют, погибают, а вы тут, трусы!.. И по лицу Барсукова! До крови разбила. Оказалось, это была жена Барсукова.
22 июня все приключения Рублева закончились в 7 утра. Ему выдали чью-то форму, и он бездельничал весь день на аэродроме в Ломже. Итог первых воздушных боев:
В начале войны немцы имели несомненное преимущество в воздухе. Наша техника на тот момент явно уступала. «Яки», «МиГи» и «Ла» поступят на вооружение позже.
Уступало качество подготовки наших летчиков. Рублев к прибытию в Белосток имел всего 15 часов налета, выпускники немецких летных училищ — порядка 200. Но наши за счет самоотверженности и самопожертвования оказали серьезное сопротивление. Немецкие асы впервые столкнулись в воздухе с достойным противником.
Потом у Рублева была долгая дорога в грузовиках до Черкасс, с заторами и хаосом, ожиданиями, неразберихами. В Черкассах Рублева и других молодых посадили на старенькие И-16, а опытных местных летчиков отправили в тыл принимать и осваивать новую технику. На И-16 тяжело против «Мессеров» и «Фокке-Вульфов». Но по вражеским наземным целям ребята хорошо работали на «ишаках», наша пехота радовалась их помощи. Позже Рублев освоил Як-1, Як-3. На них гораздо веселее и свободнее. Сбил в Отечественную 17 самолетов, подавил 29 зениток противника — спасибо Лобову! Много летал на разведку. Случалось лично общаться с большими людьми.
Натерпелся от самодурства Конева. Был сбит Рублев возле ставки командующего Калининским фронтом, да еще спорил с ним, когда тот ругал: «Летать не умеешь!» В воспитательных целях Конев направил его в пехоту, в подразделение… уголовников. Три месяца воевал бок о бок с рецидивистами.
Знаменитый Михаил Громов восхищался мастерством Рублева, направил его в школу асов. От Жукова Рублев удостоился сначала ругани, а потом скупой похвалы за ценные разведданные.
Летал с французами. У самого знаменитого «нормандца» Алена Марселя, Героя Советского Союза, довелось побывать в гостях, на семейных торжествах близ Парижа. Рублев запомнил, как маман Алена громко корила сына: «Тебя русские научили пить коньяк, как воду!»
Кавалер трех орденов Красной Звезды, трех — Красного Знамени, трех — Отечественной войны I и II степени. Рублев трижды представлялся к званию Героя Советского Союза, но трижды не получил из-за чрезмерной живости характера. За непочтительные ответы большому чину. За то, что вступился за друзей в потасовке с польскими летчиками. За то, что привел лошадь на банкет в ресторан на третий этаж в центре Москвы. Шутник…
Участник Парада Победы. Успешно воевал в Корее. Вышел в отставку генерал-майором. С 1983 года — председатель Совета военно-исторического общества. Писатель-баталист. Профессор славянской академии.
Но самая памятная дата для Рублева — 22 июня 1941 года. Она разделила его жизнь пополам.
«Труд» рассказывает о интересных эпизодах из жизни генерал-майора Рублева
Германская армия понесла существенные потери на некоторых участках Восточного фронта уже 22 июня. Если рассматривать хронологически, первые вражеские самолеты были сбиты над Белостоком в 4.20. Самое удивительное: 16 бомбардировщиков «Юнкерс 88» и девять истребителей «Мессершмидт 109» здесь были уничтожены молодыми летчиками — выпускниками училищ и курсантами, находившимися на летной практике в 124-м авиаполку. Подняли в воздух свои И-16 они без какого-либо приказа. Первые три «Юнкерса», несшие авиабомбы на наши города, сбили (в порядке очередности):
1. Младший лейтенант Кокарев, 22 года. Погиб в воздушном бою в октябре 1941-го.
2. Младший лейтенант Папанин, 20 лет, родственник знаменитого полярника. Погиб спустя несколько дней при переправе через реку, пытаясь спасти тонувших.
3. Курсант Рублев. По документам на тот момент ему было 18 лет. На самом деле — 16.
Об интересных эпизодах из жизни генерал-майора Рублева — наш дальнейший рассказ.
Летчиком Иван Рублев стал случайно. Большинство его ровесников мечтали об авиации. Ворошилов бросил клич: «Дать стране 150 тысяч летчиков», — но Ваня Рублев никак на него не реагировал. Старшие два брата — а всего их было девять — окончили Ленинградское высшее военно-морское училище имени Фрунзе, стали подводниками. Во флот готовился с малых лет и Ваня: кепку всегда носил только козырьком назад и плавать научился, что в его селе на Брянщине казалось проблематичным: даже малой речки там не было. Плавал в копанках — там, где сельчане мочили пеньку, а свиньи спасались от жары. Ваня был целеустремленным, а по местным меркам вообще вундеркиндом. Рано в школу пошел: отец уговорил попа исправить метрики — с 1924 года рождения на 1922-й, — чтобы Иван раньше мог начать работать и приносить кусок хлеба в большую семью. Еще Ваня первые два класса окончил за один год, третий и четвертый классы — за второй год. В среднюю школу ходил в районный центр Климовск — 10 км туда, 10 км обратно. Зимой стало хуже: волки обнаглели. Два раза стаей загоняли Ваню на дерево. Второй раз едва спас почтальон — разогнал серых разбойников стрельбой из крупнокалиберного ружья.
Но учился Ваня хорошо по всем предметам. Родители одноклассника Жени предложили Ване Рублеву ночевать у них — Ваня подтягивал Женю по математике и географии. Платил за жилье продуктами от родителей — картошкой, яблоками. Лет с десяти подрабатывал связистом на телеграфе, причем обслуживал государственную линию. Летом работал трактористом в селе. Среди лучших был премирован взрослым солидным костюмом.
Окончил школу Рублев отличником. Отец Жени был климовским военкомом. Сам повез своего сына и Ивана на призывную комиссию, чтобы пристроить их в престижные места. Женя хотел на летчика, но не прошел по здоровью. Попал в пехоту. Вообще многих в авиацию забраковали по здоровью. Болезненное было поколение, да и самогонкой с ранних лет ребята увлекались. Иван не увлекался, здоровье было отличное. Но во флот не взяли по росту. Иван, и взрослым-то когда стал, имел рост 1 метр 70, а на тот момент ему на самом деле не было даже 16 лет. Ваня и так, и этак подсовывал свою папку капитан-лейтенанту, а тот отмахивался. В авиацию набирал майор, недавно прибывший из Испании с орденом Красного Знамени. Взял у моряка Ванину папку:
— Как, здоров?
— Здоров.
— Хочешь в авиацию?
— Не хочу. Высоты очень боюсь. На дерево страшно залезть.
Ради того, чтобы попасть на флот, Ваня Рублев был готов на любое вранье и самооклеветанье, хотя до сего момента ни разу в жизни не согрешил, даже в мелочах.
— В авиации, парень, хорошо служить. Легко. Вот летишь — все видят и говорят: хорошо летит, молодец!
— А если плохо буду лететь?
— Тогда и не увидят. А увидят, скажут: вот дураки — послали летать того, кто не умеет.
Майор положил Ванину папку себе в стол и отлучился. Рублев вытащил ее и опять к моряку. Моряк отнес папку к летчику. Ваня опять вытащил. Майор поймал за руку:
— Да ты не только мал ростом, не только трус, но еще и вор! В армии будешь воровать — прибьют.
Майор нарисовал на Ваниной папке жирный знак вопроса. Это означало: «Вопрос решен».
Олсуфьевское училище было недалеко, рядом с Брянском. Ваню в дороге охраняли старшина и пять солдат. Два других призывника ехали, испытывая великую радость.
Сунули Ванину папку в маленькое окошко. За спиной захлопнулась железная дверь. «Так я в 1939 году попал в летчики», — подводит итог первого этапа жизни Рублев.
Первые полгода учебы — «терка», сокращенно от «теоретическая часть». Для курсанта Рублева — в буквальном смысле. Чаще всех тер тряпкой лестницу за то, что противился словам старшины: «Я приказываю!»
— «Ты, Рублев, дурачок!» — так меня корил старшина за мою прямоту. Хороший был старшина. Делал из меня человека. Не щадил. И «терку» я закончил на «отлично».
Первый вылет делал на «спарке» с инструктором, лейтенантом Бабенко. Иван крепко помнил поучения лейтенанта Овсейко, преподававшего связь. «Будешь, Рублев, вот так же вертеться в самолете, как в классе, самолет и опрокинется на землю». Так что в кабине Рублев сидел, боясь пошевелиться. «Видишь, Рублев, церковь разбирают?» — спрашивал инструктор Бабенко. Иван локтями упирался в фанерные бока кабины, шею вытягивал, а все равно ничего не видел, кроме неба над собой. Росту не хватало. Только когда пошли на посадку, решился привстать… О чудо! Внизу коровы — как маленькие бутылочки, люди — как букашки. От восторга Рублев забыл о субординации и закричал: «Дядя, давай еще кружочек!» Вопреки инструкции Бабенко поднял самолет в воздух еще раз. И как там здорово! И самолет не переворачивается оттого, что шевелишься в кабине!
Хорошие командиры были в училище. Хороший комэск: курсанты его никогда не видели, а он всех всегда видел и все про всех знал. Но лучше всех — инструктор звена Овсянников. В 1943 году Овсянникова собьют над Курской дугой, он будет гореть в самолете, однако останется жив. После войны они с Рублевым еще встретятся. А тогда Овсянников круглые сутки проводил с пятеркой курсантов: спал в казарме, в столовую когда водил, ставил клином и прочими летными фигурами. Постоянно на тренажерах с курсантами, больше всех в полку. Говорили: «Дайте хоть вздохнуть без вас, товарищ инструктор!» Овсянников не обижался, но вздохнуть не давал. Зато его курсанты и постоянно в отличниках летной подготовки, и всегда на доске почета. Начальник училища в кабинете награды вручал, а его жена самолично на рукавах «лауреатам» знаки отличия золотом вышивала.
Родителям Рублев долго не писал, чтобы не пугать их и не огорчать. Отцу сообщили, что Иван уже сам летает. Отец обиделся на Ивана, не написал письма. Написала мать: «Летай, сыночек, потише и пониже». А Ваня не слушал — норовил делать наоборот.
Выпуск планировался на сентябрь 1941-го. А весной из курсантов отобрали лучших для пополнения летных частей особых округов. Рублев попал под Белосток. В штабе полка на летной книжке написали: «В эскадрилью Лобова».
Утром 3 мая 1941 года курсант Рублев пришел на аэродром. В беседке были военные. Рублев подошел к ним и спросил, кто здесь комэск Лобов. Четверо продолжали играть в домино, двое сидели под столом и кукарекали. Рублев пошел дальше. Один военный вылез из-под стола и догнал его:
— Вы ко мне?
— А вы кто?
— Я комэск Лобов. Дайте вашу летную книжку… О, позор! Стрельба по наземным целям — тройка! Будем учиться стрелять.
У Ивана по всем предметам были пятерки (их Лобов в летной книжке не заметил), только по стрельбе — тройка. Лобов этот недостаток взялся исправлять. Получилось быстро, но нелегко. Много объяснял теоретически.
Работали на тренажере. Работали практически. Изучали фотоматериалы через эпидиаскоп. Парой ходили на цель. Лобов показывал из кабины знаками: делай, как я. Он все снаряды укладывал в цель, при этом еще умудрялся в пике маневрировать, чтобы зенитчику сложнее было в него попасть. «Делай как я!» Замучил Лобов Рублева. Но тот за короткое время научился метко стрелять и производить противозетнитный маневр. Как Лобов. Но эти требовательность, въедливость Лобова при обучении спасут потом летчику Рублеву жизнь много раз.
Комэск Лобов научил Рублева и другим премудростям: быстро ориентироваться на линейные ориентиры, быстро смотреть на приборы в кабине, экономно стрелять, ориентироваться ночью (Рублев — первый из здешних курсантов выполнил самостоятельный полет ночью), танцевать, употреблять нецензурные слова.
Отец у Ивана был строгий, хотя никогда не бил и не ругался. Когда Иван спалил баню, отец сказал: «У тебя нехорошая тенденция», — и отправил в «ссылку». Отсадил на дальний край лавки у обеденного стола. Слова «тенденция» в семье не понимали и очень боялись.
А Лобов непечатные слова употреблял для грамматической связки между авиационными терминами — без них речь у него рассыпалась бы. Лобов к тому моменту повоевал в Финляндии. Позже, в Отечественную и в Корее, он проявил себя великим асом. В Корее в 1953 году он ослеп по вине прожектористов. Их хотели судить, но Лобов помешал этому.
12 мая ему присвоили звание сержанта. Странное сочетание — летчик-сержант.
6 июня Рублев сделал первый вылет на боевой машине.
20—21 июня произвели пристрелку на его самолете. Это делалось нелегально — из Москвы шли депеши, чтобы гасить всякие слухи по поводу войны: «Не затевать войны!» Значительная часть летного состава уехала в отпуска. С многих самолетов сняли вооружение и даже моторы. Но комдив на свой страх и риск 20 июня приказал перекатить самолеты под кроны деревьев, росших у аэродрома.
21 июня Рублев и механики пошли в увольнение в город. Бабуся-белоруска, продававшая соленья, ворчала в их адрес:
— Завтра война, а вы тут болтаетесь!
— Откуда знаете?
— Все знают, только ваши безмозглые командиры не знают.
Бабусин постоялец, немец-пчеловод, на самом деле был резидентом. Но очень уважал «самогон-пиво-раки». Тогда на него нападала словоохотливость, и он рассказывал соседкам много интересного. Вся улица знала о подробностях начала будущей войны.
Вернувшись из увольнения, ребята доложили обо всем комиссару полка. Тот прокомментировал — мол, «бабкины сказки», — но в 21.00 подробнее обычного инструктировал дежурный наряд: «Не спать. Прислушиваться. Быть у телефона. Повышенная боеготовность».
К 1.00 немцы у Белостока навели понтонные мосты. В 3.00 начали переправу.
В 4.00 дежурный по полку старшина Уманский, получив телефонное сообщение вопреки инструкции, не согласовав ничего с командирами, взял на себя большую ответственность — объявил по громкой связи:
— Подъем! Наверное, война! Там немцы убили много пограничников! Ребята! Наши просили помочь им с воздуха!
Аэродром находился в 20 км от линии границы. Летчики полка жили в 4 км от аэродрома, а курсанты и выпускники училищ ночевали в ангаре у взлетной полосы. Со всех словно сдуло одеяла — внутренне давно были готовы. Прямо в майках и трусах побежали к самолетам. В ангаре жили 69 молодых летчиков. Только за 15 из них были закреплены самолеты, остальные — «безлошадные». В 4.10 в воздух поднялись 28, живыми через полчаса остались 18 из них, а до конца войны дотянули единицы.
Пока бежали к самолетам, определенного плана в голове не было. Ноедва сели в кабины, как небо покрылось тучей бомбардировщиков Ю-88, летевших на восток на высоте 2 км. Я спрашиваю у Рублева: а не было сомнений — стрелять или не стрелять?
— Вот именно: когда взлетал, сомневался! Ведь в самолете живые люди. Но мы взлетали один за другим. Я — шестым, первым — Дима Кокарев. Дима прямо при наборе высоты распорол «Юнкерсу» брюхо. И я решился: «Будут судить — значит, не меня одного», — рассказывает Рублев.
Кокарев знания о воздушном бое имел минимальные — по первому «Юнкерсу» расстрелял весь боекомплект (1800 патронов). Отсутствие опыта компенсировал отвагой и смекалкой. Пошел на таран. Его пропеллер застрял в хвосте немецкого бомбардировщика, машины сцепились намертво. Кокарев накренил их и перевернул. Оба самолета рухнули в лес. Кокарев успел выпрыгнуть и раскрыть парашют.
Лобов научил Рублева стрелять экономно. Иван подбил «Юнкерс» короткой очередью. Готов был атаковать второго, третьего. Но тут налетели Ме-109. Рублев даже не помнит, что он заметил раньше — вражеские истребители или рану на своем крыле. Полплоскости И-16 отвалилось. Рублев великим усилием удерживал самолет от крена. Повезло- подбили на малой высоте. И-16 сгорает не более чем за полторы минуты. Рублев успел сесть на верхушки кустов. Выпрыгнул из самолета, захватив гермошлем, планшет и парашют. Почти невредим — только ноги обожгло.
Выбежал из леса на аэродром. Стрельба и взрывы, в воздухе и на земле. Его остановил механик, старший сержант. Рублев не запомнил ни его сложной еврейской фамилии, ни настоящего имени — механики звали Гошей.
Гоша сказал, что девять экипажей И-16 по приказу полетели на аэродром в Ломжу — 40 км на восток. Летчик единственного в полку Як-1 находится в отпуске. По инструкции этот Як-1 в первую очередь надо гнать в тыл. Но из местных летчиков на «Яках» больше никто не летал. Сзади кабины пилота в Як-1 имелся лючок и отсек размером с большой ящик от папирос. Человека можно было сажать туда только в одном случае — если это глава местной власти. Но тогда было не до инструкций.
Выбросили хлам из отсека, втиснулся туда Гоша, закрыли люк. Но тут Иван увидел женщину с двумя детьми на руках, бегущую к его самолету. Один ребенок грудной, другой — чуть постарше. Женщина в ночнушке, дети голые — видно, только с постели. Иван постучал по обшивке, Гоша вылез из люка, поднял женщину и детей на самолет, втрамбовал их в отсек, строго проинструктировал, где можно опираться, где нет, чтобы не заклинить рулевые тяги. О себе сказал: попробует уехать на грузовике батальона аэродромного обеспечения. О дальнейшей судьбе Гоши Рублев ничего не знает.
Рублев выруливал на взлетку, а тут уж три танка из лесу на него полным ходом. Все решали секунды. Рублев врубил полный форсаж и направился навстречу танкам. Взмыл вверх, уже вплотную сблизившись с ними, минимизировал им угол и время обстрела, да еще слегка вилял самолетом. По-лобовски. В паре метров от себя Иван видел трассы очередей из «Эрмикона». 20-милиметровка, между прочим! Одного попадания было бы достаточно самолету.
Не успевал взлететь над верхушками деревьев, как пришлось нырнуть в лесную просеку. Вот тут Рублев действительно перенервничал! С мыслью о своей возможной гибели в самолете он уже свыкся за время пребывания в училище. Но сейчас он ответственен за женщину и двух малюток! Ну ничего, вырулил.
До Ломжи долетел быстро. Высмотрел, где приземлиться, куда вырулить — подальше от начальства. Сам инженер полка флажками направил его на стоянку. Только заглушил мотор — у самолета… Лобов и еще Барсуков, комэск Кокарева и Кости Папанина.
Лобов начал разговор, конечно, с мата. Услышал визги и плач из отсека, заорал: «Ты, Рублев, совсем спятил, мать-перемать!» А тут еще Рублев вылезает из кабины… в трусах и майке!
Открыли люк, выпустили женщину. А та — криком на комэсков: там мальчишки воюют, погибают, а вы тут, трусы!.. И по лицу Барсукова! До крови разбила. Оказалось, это была жена Барсукова.
22 июня все приключения Рублева закончились в 7 утра. Ему выдали чью-то форму, и он бездельничал весь день на аэродроме в Ломже. Итог первых воздушных боев:
В начале войны немцы имели несомненное преимущество в воздухе. Наша техника на тот момент явно уступала. «Яки», «МиГи» и «Ла» поступят на вооружение позже.
Уступало качество подготовки наших летчиков. Рублев к прибытию в Белосток имел всего 15 часов налета, выпускники немецких летных училищ — порядка 200. Но наши за счет самоотверженности и самопожертвования оказали серьезное сопротивление. Немецкие асы впервые столкнулись в воздухе с достойным противником.
Потом у Рублева была долгая дорога в грузовиках до Черкасс, с заторами и хаосом, ожиданиями, неразберихами. В Черкассах Рублева и других молодых посадили на старенькие И-16, а опытных местных летчиков отправили в тыл принимать и осваивать новую технику. На И-16 тяжело против «Мессеров» и «Фокке-Вульфов». Но по вражеским наземным целям ребята хорошо работали на «ишаках», наша пехота радовалась их помощи. Позже Рублев освоил Як-1, Як-3. На них гораздо веселее и свободнее. Сбил в Отечественную 17 самолетов, подавил 29 зениток противника — спасибо Лобову! Много летал на разведку. Случалось лично общаться с большими людьми.
Натерпелся от самодурства Конева. Был сбит Рублев возле ставки командующего Калининским фронтом, да еще спорил с ним, когда тот ругал: «Летать не умеешь!» В воспитательных целях Конев направил его в пехоту, в подразделение… уголовников. Три месяца воевал бок о бок с рецидивистами.
Знаменитый Михаил Громов восхищался мастерством Рублева, направил его в школу асов. От Жукова Рублев удостоился сначала ругани, а потом скупой похвалы за ценные разведданные.
Летал с французами. У самого знаменитого «нормандца» Алена Марселя, Героя Советского Союза, довелось побывать в гостях, на семейных торжествах близ Парижа. Рублев запомнил, как маман Алена громко корила сына: «Тебя русские научили пить коньяк, как воду!»
Кавалер трех орденов Красной Звезды, трех — Красного Знамени, трех — Отечественной войны I и II степени. Рублев трижды представлялся к званию Героя Советского Союза, но трижды не получил из-за чрезмерной живости характера. За непочтительные ответы большому чину. За то, что вступился за друзей в потасовке с польскими летчиками. За то, что привел лошадь на банкет в ресторан на третий этаж в центре Москвы. Шутник…
Участник Парада Победы. Успешно воевал в Корее. Вышел в отставку генерал-майором. С 1983 года — председатель Совета военно-исторического общества. Писатель-баталист. Профессор славянской академии.
Но самая памятная дата для Рублева — 22 июня 1941 года. Она разделила его жизнь пополам.
в газете "Труд" https://www.trud.ru/article/22-06-20...h_rubleva.html
Комментарий